>>>Лагерь

Селин вдыхала аромат остатков утра, что сохранились в еще не испарившейся росе, защищенной от палящего солнца тяжелыми зелеными навесами. Каждый шаг сопровождался хрустов меток под ногами и отдаленным шуршанием мелких грызунов, убегающих от невиданной напасти в лице человека. Они раньше не видели людей, по крайне мере  качавшийся на тяжелой ветке ленивец еще долго рассматривал ее удивленным приоткрытым глазом,  прежде чем со скучающей физиономией  поползти от нее.
Природа довольно странная штука. Здесь выживает не сильнейший, не хитрейший, а тот, кто четко знает свое место. Животное знает, на кого можно напасть, а кого обойти стороной, у человека этот инстинкт самосохранения притупился, не давая четко оценивать ситуацию. Ван-Де-Верде ловко перебиралась через очередные кусты, прислушиваясь к окружающему миру.
Карту острова было очень тяжело составить хотя бы потому, что размером он был не таким уж и маленьким. Она могла ориентироваться только по тому, где и в какой местности  обитали те или иные животные. Примерно где-то на северо-западе забили первого кабана, а если взять южнее, то можно заметить остатки того кострища, которое они развели пару дней назад. Все продолжало жить: кострище потухло, ветер разметал остатки  углей по периметру скал; кабан уже давно покоился грудой костей где-то под песком. Все было взаимосвязано и просто, как некая формула, четкая и хорошо построенная. Жизнь простая с одной стороны и сложная с другой не разменивалась на любезности. И если кто-то не успевал поспешать за ней, то она просто оставляла его позади.
- Осторожней! – Селин указала на стройный ряд гусениц, ползущих друг за другом по коре дерева ровным рядом. – Это походные шелкопряды, не дотрагивайтесь. Их волоски ядовиты…. Не смертельно, но чесаться будет еще долго, а это не самое приятное.
Она вновь была там, где и должна быт – среди тропических лесов, среди той жизни,  которую вела до лайнера. Она была… дома. И дом этот с удовольствием принимал ее. Он строил высокую тень, не давая солнцу опалить голов, он дарил прохладу от полусырой от влаги земли, он наполнял лес прекрасными звуками, щебетанием и стрекотанием. В какие-то моменты она и забывала, что пролезает здесь для дела, что за ней карабкаются еще двое людей. и что у них тут вообще-то спасательная операция или нечто вроде того.  Ей просто хотелось двигаться дальше, идти и ощущать  знакомые звуки и запахи, что дарят ей воспоминания о доме.
Они вышли на небольшой участок джунглей, где деревья расступались, образовывая арку и создавая небольшую полянку, поросшую высокой ярко-зеленой травой. Здесь джунгли немного расступались, давая полоску яркого света.
- Хм… - Селин осмотрелась. – Здесь что-то не так… не то…
Внутри все перевернулось, тяжелым камнем упала тревога. Внутренний голос говорил непонятные слова предостережения, что превращались в помехи.

Вооруженная палкой и хмурым лицом, Стонтон рассекала джунгли, вздрагивая от каждого шороха. Она шла последней, но от этого только усиливалось чувство беззащитности, ведь долбанутая могла напасть сзади. Невероятно, что делает с человеком страх. Он сжимает в тиски, не дает свободу движениям и дыханию, заставляя подчиняться ему полностью и беспрекословно.
Думать о мотивах, побудивших ее, несмотря на такой большой страх, пойти в джунгли, казалось, не было времени, слишком все сложно. Но следовало бы, ибо сконфуженный взгляд Тони мулатка все же поймала. Совершенно ни к чему, чтобы ее здесь считали психопаткой. Тем более, что длинноногая брюнетка сразу же понравилась Имельде. И тем более из-за того, что, судя по всему, они застряли здесь надолго.   
Из размышлений ее вывел голос, а точнее возглас Селин. Здесь что, прям все норовят спасти твою задницу? И с каких пор меня это выбешивает?
Ходить было трудно, три дня беспробудной пьянки давали о себе знать. Пару раз она даже поскользнулась, но хвала всем Дилерам, удержала равновесие. Похоже кроме нее на острове все были приспособлены к такой жизни, энергичной поступи Селин и Тони можно было позавидовать. 
Лишь изредка девушки останавливались, чтобы выслушать поучительную лекцию блондинки. По правде говоря, Мел даже радовалась поводу перевести дух. Что касается ее болтовни, она все пропускала мимо ушей, ибо жуков не особо боялась. Ее больше страшило дуло пистолета.
- Хороший вопрос, Жанна Д'Арк. Рада, что он тебя осенил, - сарказм резанул по ушам, вышло жестче, чем она рассчитывала. Остановившись, мулатка глубоко вздохнула. – Прости, это от нервов. Главное ее найти, а там как-нибудь решим, - она умолкла на минуту, обдумывая следующий шаг. – У меня тут есть кое-что, что поможет нам ее вырубить… - ее перебила Селин.

Издеваешься? – скривившись, Стонтон медленно поворачивается к Селин. – Мы идем вслед за долбанной психопаткой, у которой в заложницах беспомощная девушка, а ты находишь полезным любоваться растением? Сейчас? – с расстановкой проговорив два вопроса, девушка сокрушенно махнула рукой, опустила голову, и через несколько вздохов собралась было снова рассыпаться в извинениях, но вдруг резко подняла голову, и с более располагающей к беседе миной пробормотала. – Да ты не торопись, че.
Переменчивость настроения и резкие изменения решений были основными проблемами Имельды, так говорил ее психолог. Незнакомых людей сначала, мягко говоря, смущали эти «перемены», но со временем все привыкали. Насчет «беспомощности девушки» она приврала, блондинку Терезу она знать не знала, и судить о ее физической и моральной закалке не могла, ей просто показалось, что это привнесет больше драматизма в ее речь.   
Стыдно признать, но мулатка просто ужасно, ужасно потела. Было жарко, в горле першило, а организм отчаянно требовал немного счастья, оставшегося с ее ночного рандеву с испанцем и кабаном. С улыбкой мелькнула мысль о том, что Мел взбиралась на высоченные горы, спускалась в самые низкие лощины, изъездила почти полмира, отлупасила девятнадцать блондинок в розовых панталонах (она вела статистику), испробовала почти все виды наркотиков и алкоголя. Но сейчас, она, не задумываясь, променяла бы все это на что-нибудь холодное.
Поправляя лифчик, чтобы хоть как-то облегчить страдания кожи, девушка впервые задумалась о том, что в их сугубо женском коллективе не хватало пару стройных ножек.
- Куда она делась? – наверно вопрос был задан слишком тихо, потому как ответа не последовало, а может блондинка была слишком занята разглядыванием цветка. Пока Имельда занялась придумыванием максимально жесткой гибели Антонины в недрах джунглей (упала в яму с дикими гиенами, стала похищенной стаей шимпанзе,  расцарапала ногу о ядовитый куст, подвергается насилию со стороны тех же самых шимпанзе), она, как ни в чем не бывало, вынырнула из джунглей, да еще и с едой.
- Ох, женщина, я тебя люблю, - с жадностью впив зубы в плод, мулатка почувствовала такое неземное счастье… которое было прервано репликой брюнетки.
От резкого чтоо? Мел выплюнула добрую доли содержимого своего рта, но взяв себя в руки и дожевав фрукт, она произнесла:
- А смысл нам тогда идти за ней, если будем прятаться и бездействовать? – не отставая от темпа, взятого Тони, девушка продолжила. – Надо нашим появлением застать ее врасплох. Смотри.
Потянувшись за маленькой бутылочкой в сумку, мулатка достала и протянула его брюнетке.
- Это «хура взрывающаяся». Редкая тварь, - скривившись, словно припомнив неприятную картину, она продолжила. – Если облить эту суку этим, она ослепнет. К сожалению, совсем ненадолго, но и то дело.
Помолчав несколько секунд, она спрашивает:
- Сока совсем мало, поэтому надо обливать с близкого расстояния, чтобы попасть в глаза. Что думаете? 

------------> разбитый самолет

Отредактировано Imelda Staunton (2012-04-10 16:25:02)

В лагере невозможно было уединиться. Даже при учете отдельного шалаша, звуки слишком хорошо разносились по маленькому пространству молниеносно. И речь здесь идет не о звуках, издаваемых при определенных обстоятельствах.  Мы говорим об элементарных вещах - о разговорах. Последний раз, когда Радослав с Джин обсуждали убийство Томера, их услышала Николь.
Лучший способ избежать вопросов и провести какое-то количество времени наедине - уйти из лагеря пока никто не видит, а это значит, пока все спят.
В это утро было прохладно, даже слишком для тропического климата. Они пошли, как и днем раньше вдоль берега к бухте. Радослав, помимо всех прочих приятных вещей, которыми можно было заняться наедине, надеялся еще раз увидеть подводную лодку. Но ничего, кроме начинающейся бури, порывов ветра и высоких волн, не увидел.
Там же их застал мелкий накрапывающий дождик, который со временем превратился в хороший такой дождь. Кискинов не раз слышал, что дождь  приносит счастье. Он как-бы смывает все то невезение, которое было до этого. На самом деле, на его памяти дождь смывал только кровь и следы.
Серб обнял Джин, когда они шли обратно в лагерь.
Пошли по джунглям, так мы меньше намокнем, - они свернули, устремляясь к укрытию под деревьями.
Я вот думаю, - продолжил говорить несколькими минутами спустя, - в лагере негде греться и скрыться от дождя... Нужно место понадежней.

Женщины его всегда поражали, Радослав старался меньше с ними пересекаться, если только речь не шла о взаимовыгодном сотрудничестве. Но, что и говорить, серба, как и любого другого нормального мужчину (условно нормального) к ним тянуло. Второе рождение, как бы пафосно это ни звучало произошло из-за первой женщины в его жизни - из-за матери. К слову сказать, черты ее лица стерлись со временем из памяти, он помнил какие-то мелочи: светлая кожа, тонкий стан, длинные пальца, которые гладили ребенка по голове, голос, голубые глаза... Первое преднамеренное убийство (потому, что были и другие) из-за женщины, он тогда не чувствовал угрызений совести, только отчетливо ощущал собственную глупость. Можно было обставить все совершенно по-другому, но у него словно пелена перед глазами повисла.
Первый отказ от дела из-за женщины. Слав не жалел о том, что пришлось разобраться с Кейном или убить Томера, он не жалел обо всей этой ситуации с Джин, однако факт оставался фактом, серб совершал необдуманные поступки, продиктованные непонятным для него порывом.
Эпический провал, наверняка, также ожидался из-за женщины.
Вся проблема в том, что, пытаясь абстрагироваться от них, он не смог научиться ими манипулировать. Вот и сейчас не получилось. Радослав повернул голову к Джин, понимая, что она просто уходит от темы, как и в предыдущие разы, а заставлять он не хотел. По крайней мере, пока не хотел. И это раздражало, очень раздражало.
- Иди сюда. Давай подождем здесь, пока все закончится.
Слав поддался, не сводя глаз с ее лица. Когда-то он ее обидит и все закончится чьей-нибудь смертью, по-другому нес ним бывает. Уже можно делать ставки на время, место и способ.
Перестань, - он прижался спиной к дереву, - я не хочу, чтобы ты притворялась, так у нас ничего не выйдет.
А вот так Кискинов говорил об отношениях, "умело" и "красноречиво". А что должно вообще выйти?
Дождь усилился и они оба уже намокли, Славу мало верилось, что можно переждать под деревом, но он все же остановился, ведомый желанием поговорить, которое возникало не так часто.
Ты хочешь, чтобы я вел себя как Джейк? - внезапный вопрос завуалированный настолько, что он сам поморщился, осознав это.
Радослав притянул к себе Джин, заводя под крону дерева так, что их тела плотно прижимались друг к другу.
Хочешь, чтобы я делал что-то чего не делаю? Вел беседы с жителями лагеря, приносил цветы и показывал тебе красивых бабочек? Может быть, играл с Николь?
Звучало таким тоном, как если бы любой другой человек спрашивал ждут ли от него расчленение трупов и массовых убийств. Все это время, пока Слав думал, что им лучше не быть вместе, он упускал из виду одну деталь: у него не было раньше отношений настолько длительных, чтобы можно было обо всем об этом думать.

Отредактировано Radoslav Kiskinov (2012-06-04 15:41:34)

- О чем ты, Слав? У нас за последние двенадцать часов уже вышло три раза, и поверь, во время них я не притворялась.
Почему-то она не посчитала другие разы...
Радослав внимательно слушал, глядя сверху вниз. Ему было важно поговорить, не суть когда: через двенадцать часов или три дня. В прошлый раз серб получил другие ответы на эти вопросы, а женщина даже не знала о том, что он киллер.
Ему либо очень крупно повезло с Джин, либо он влип по самые помидоры. Кстати, о них: намек Джин звучал ободряюще и неожиданно приятно. Хотелось сказать "а давай", но Слав все же остановил ее, сжав предплечья и подтянул вверх, снова прижимая к себе.
Как показывает практика, не все, кому ты доверяешь, хорошие люди, - и в первую очередь он говорил о себе, а потом уже о Томере и о Кейне.
Ладони скользнули по женской спине и остановились на ягодицах, серб склонился, касаясь кончиком носа ее губ, и отстраняясь, чтобы можно было нормально смотреть в лицо.
Я просто хочу поговорить, пока мы тут стоим, - он улыбнулся и поцеловал ее, коротко прижав губы ко лбу. И ты уже делала это не Ямайке в отеле, так что ничего нового, - кривая улыбка, даже усмешка на его лице.
Более глупо он смог бы чувствовать себя только, если бы сейчас вошло пятеро детей, потом мать Джин и они все поговорили бы о свадьбе, поэтому он решил сменить тему.
Но если ты не хочешь говорить, - он начал поцелуй, прижимая Джин к себе, наклоняясь вперед.
Дождь тут же предательски намочил волосы, струйками спускаясь за ворот футболки, холодными разводами оседая на ткани.
Черт, - он вернулся к исходному положению под деревом, - я помню, что на моей родине постоянно шел дождь, особенно весной, - зрелище было не из приятных, особенно из окна комнаты, в которой он спал с другими детьми в интернате.
Из стоков постоянно лило, заполнялись подвалы, - и тогда Горан выходил на этажи, претендуя на его чердак, - повсюду были дохлые крысы, а стены интерната пропахли сыростью. В это время года все болели, особенно слабые, - Михал одной весной провалялся с воспалением в лазарете, это спасло его от псов Горана.
Не знаю, зачем говорю тебе это, - Слав улыбнулся и убрал мокрую прядь волос с лица Джин. Каким было твое детство?

- Но ты слабым не был никогда, - мужчина услышал это, но не стал комментировать.
Был ли Слав слабым? Это очень спорный вопрос и не секрет, как он к ним относился. С того самого дня, когда мать прикрикнула на него и заставила остаться в другой комнате за прозрачными шторками, он уже никогда не был маленьким Радо, который мог капризничать по мелким вопросам. Но разве не слабость –  зарабатывать на жизнь смертями других? Или это безразличие? Все так запутанно, что он предпочитал не задумываться.
Когда приходит определенный возраст, мужчина обстригает кудри, одевается так, чтобы нельзя уже было пить молоко и отбирает из случайно собранных в детстве камней только драгоценные.
Теперь он должен обладать ножом, которым соберет урожай пшеницы, убьет волка и отрежет пуповину своего первенца.
Эта концепция для Радослава подходила больше, чем та, в которой говорилось о доме и дереве, он никогда не мечтал об этом. Однако и нож появился у серба в десятилетнем возрасте, а вместо молока матери стоял запах крови, четкое темное изображение, стоило только закрыть глаза. Он уже не помнил собственного плача и винить в жизни было некого.
То, как воспринимала счастье Джин... Наверное, поэтому она могла быть с ним, зная то, что знает. На большее Кискинов и не расчитывал, было бы нечестно с его стороны выливать еще больше грязи между ними. А выливать было что.
Женщина не говорила о том, что ей не нравилось в детстве, даже негатив был в радость. Для самого серба было больше безразличия и размышлений, которые остались в воспоминаниях. Он мог бы рассказать пару историй о Михале, который называл его другом, о старой кухарке, о Горане, о стороже, чью собаку они случайно убили и о младшем мальчике, который умер с их молчаливого согласия. Точнее с его согласия, Михал кричал и рыдал. Это был первый случай в жизни Радослава, когда пришлось силой заставить парня заткнуться и убедить его в том, что в случившемся он не виноват. Кажется, это что-от напоминает...
Дождь усиливался. Слав улыбнулся, заставил Джин поменять позу, теперь прижимая ее к стволу дерева, одной рукой упираясь повыше ее головы. Так на женщину не капало, зато по его спине потекли струи холодной воды.
Как тебя мама в детстве называла? Джинни? – улыбка стала лукавой, слегка похабной.
Он не хотел продолжать разговор о детстве, этого достаточно,  чтобы показать причастность к жизням друг друга.

Отредактировано Radoslav Kiskinov (2012-06-07 14:53:10)

- Джинни? О неееет! Не вздумай так меня называть!
Она, смеясь, прогнулась в спине.
- Просто Джин. Как из бутылки – исполняю желания. Даже самые сокровенные, - на последней фразе она понизила голос, рука скользнула вниз, пальца коснулись зоны джинсов в районе ширинки, потянули пуговицу.
В стороне раздался кашель. Джин не стала резко отдергивать руку, просто повернула голову и, увидев Паркера, подняла ладони вверх.
- Привет, ребята. Там в лагере полный дестой и ад, - И поэтому вы приперлись в наш собственный персональный рай? - тут потише будет. – Эх, чувак, пришел бы ты на три минуты попозже и услышал бы такое… Ну да ладно.
Джин с двусмысленной улыбкой разглядывала Паркера. Она очень хорошо помнила Блэйка в его возрасте и что того тогда волновало. Прямо-таки очень волновало.
Вспоминать о Блэйке сейчас, рядом со Славом, было как-то… некрасиво? подло? неуместно? Джин всегда втайне гордилась, что не ставит прошлое своих партнеров ни во что – какая разница, в ком побывал его член, если сейчас ты у руля? И на острове ей действительно было плевать, кто был у Слава и в каком количества, даже Гелика ее не интересовала – до тех пор, пока эта безумная сучка не цеплялась к самой Джин. У нее самой было множество мужчин – хороших и плохих, преимущественно распутных и порочных, но все же, хард-рокеров, инди-рокеров, альтер-рокеров… Но любимым она называла только Блейка. Да, только по нему она страдала, боготворила, сходила с ума... Имеет ли это какое-то значение для Слава? Внутренний голос подсказывал, что эту тему с ним лучше вообще не затрагивать. Никак. Даже косвенно.
Вернемся к нашим баранам. Джин перевела взгляд на Николь, и переключиться на другие мысли не получилось.
- О, Паркер у нас нянечка? – с иронией поинтересовалась она. – Хэй, Николь, как дела?
Вчера она все ж ничего не слышала. Слышала б – растрындела бы по всему лагерю.

- Джинни? О неееет! Не вздумай так меня называть!
Он и не собирался. Радослав вообще не понимал ласкательно-уменьшительные в случае со взрослыми. Дети - другое дело, их нужно как-то выделять, их детство нужно как-то разграничивать с жизнью взрослого человека. Серб предпочел бы, чтобы его называли Радославом, но на западе людям сложно было запомнить полное имя, а с его точки зрения лучше сокращать, чем коверкать.
- Просто Джин. Как из бутылки – исполняю желания. Даже самые сокровенные, - Слав улыбнулся.
Понятно к чему все шло, любой разговор они старались, если не замять, то завершить на такой ноте. Мужчину это больше, чем устраивало. Пару дней назад, он пытался понять, в чем же дело, что склеило их в таком странном союзе. Размышления привели к выводу, что дело не в сексе, совершенно не в нем. Однако секс был прекрасной частью их общения, тем более, Слав хотел ее всегда, даже сейчас, когда спина совсем промокла под дождем, а вокруг пахло сыростью.
Только он собрался помочь с раздеванием, как позади раздался кашель. Слав ругнулся по-сербски.
- Привет, ребята. Там в лагере полный дестой и ад, тут потише будет.
Прекрасно, это Паркер и та девочка, которая вчера подслушивала у кладбища. Что может быть чудесней, чем замена уединения с женщиной на присутствие двух детей?
- О, Паркер у нас нянечка?
Мужчина развернулся к детям лицом, привалившись боком к стволу дерева. Оба они промокли, а в руках у девочки была какая-то палка. Кажется, дождь им не очень мешал, зато они сами мешали!
Ага. Там очень сильный ветер и дождь. Скоро все шалаши сдует, и жить будет негде, - тяжелый взгляд на Николь.
Нет, ему определенно нельзя заводить детей, они могут пасть жертвами собственной глупости. Но это ему, а финансисту Векославу она могут даже нравиться.
Ничего, попросишь Паркера, он сделает новый. Вы же подружились, да? - так, а теперь сделай лицо попроще и начни улыбаться, ты сможешь...
- А дождь скоро кончится? Если нет, то дорогу смоет, и нам будет не вернуться в лагерь, - да ты не переживай, мы выложим отметки твоими внутренностями...
Накомец серб выдавил из себя улыбку.
Тогда будешь жить в джунглях со мной и Джин. Хочешь? - а куда денется Паркер история умалчивает.
Ему самому стало смешно от этой мысли. Слав взял Джин за руку, вспоминая ее слова о том, что, если он станет собирать цветы с Николь, то она первой забьет тревогу.
Дождь усиливается, нам лучше идти, - он кивнул на потоки дождевой воды, которые ручьями лились между корнями деревьев, потянул Джин за руку по направлению к детям, которые стояли рядом друг с другом.