Она так и знала, что он полезет к ней. Вот ублюдок, ночью решил, когда она спит – так легче, не надо ведь ее будет раздевать, ага, а, она по старой привычке (ну, знаете, если в нормальной одежде еще и спать, она вся провоняет и снашиваться будет быстрее) спала только в нижнем белье, ну а учитывая отсутствие у нее де-факто груди, лифчик всегда казался ей совершенно лишним и ненужным….
В общем, на улицу он ее вытащил полуголой. Он типа что, извращенец, любит на улице трахаться? Она не понимала этого кипиша, не понимала, почему он с собой вещи захватил… мог просто залезть сверху прямо там, в спальне – она бы даже просыпаться не стала бы. Велика ему была бы честь.
-Ты что, вообще охренел? Как ты мне лезть прикажешь? – здесь ей жилось неплохо, она даже отожралась чуть-чуть, но узловатый шрам на ноге это не исправило.
Через стену перевалили. Полаялись. Одежду она одела. Ладно, есть одно место.
-Бордель для индивидуалок. Только с мужиком можно, платить можно в конце недели. – хреновое местечко, вонючее, но отсюда недалеко, и ее там знают.

Она так и не недопоняла, чего же все-таки случилось, что же все-таки с ними произошло, что им пришлось в срочном порядке сматываться из такого отличного дома; она-то подумала, что там сам Чейз живет, и там так классно было! Она успела даже обнаружить гардеробную, где было много всего – разные сумочки, туфельки, блузки и платья, все в прозрачных чехлах, и вообще все здоровское, очень красивое! Она бы такое не одела бы, но поглядеть что-нибудь красивое, было здорово, и повертеться перед зеркалом тоже. Жалко, конечно.
-Сегодня ты у меня клиент. – она ложиться на диван, на который в общем-то собиралась его отправить. Жуть. Зато, единственное одеяло она забрала себе. И завтрак получает – почти в постель, что заставляет ее какое-то время с подозрением рассматривать угощение. Крысиный яд? Цианид? Пожрать, да – оба гамбургера и салат исчезают за считанные минуты.
-Я пойду поработаю. – даже за такое пристанище, надо чем-то платить. Она идет вниз, в общую комнату, и там сидит, пока к ней не подкатывает какой-то мужик. Она таких не любит, пытается отказаться – они ведь здесь индивидуалки, сами выбирают, что, с кем и за сколько, только вот никто ее особо не слушает. Он тащит, она верещит – но всем, как всегда, все равно. Интересно, он хотя бы заплатит?

Она помнила каждое из предательств, которое происходило в ее жизни. Она помнила каждую обиду – крутила их в голове, держала из внутри, расцарапывая внутри себя каждую из тех ранок, которые могли только-только забыться, покрывались корочкой. Она на иное не способна: нельзя забывать этого, что в следующий раз ей опять не сделали больно, что бы в следующий раз она не была поражена тем предательством, которое ей могут нанести.
Ее отец – настоящий, биологический. Она помнила, как в детстве слушала сказки о нем, и мечтала, что он однажды приедет к ней с шикарными подарками, что он будет навещать ее по выходным и они будут ходить вместе в зоопарк… он не появился ни в ее детстве, ни тогда, когда он должен был нужен…
Ее отчим – тот, с которым она ходила в кино, тот, чьих детей, чьих двух сыновей, она обожала…
Ее мама.
Все эти мужчины, которые считали, что имеют на нее право. Ладно секс – к этому она привыкла, это терпимо, нормально, от этого никто никогда не умирает. А тот, который ей щеку ошпарил, изуродовав? Она и до этого была не слишком приятной, а потом уже…. А тот, который в нее стрелял?
Пришел в голову стишок, который ей вбивал в голову психолог, «мое тело – мое тело, твое тело – твое тело, что мое – не твое, что твое – не мое…».
Когда грузного тела на ней не оказалось, она жалобно захныкала, свернувшись в клубок. Не столько от страха из-за того, что могло с ней случиться (это не страшно совсем), столько из-за того, что кому-то в первый раз в жизни было не все равно?

Если бы он сейчас как-то среагировал на ее слезы – на ее страх, на ее боль, на ее непонимание и смущение – вполне возможно, что она бы сломалась, и тогда бы все совсем плохо стало бы. Эдди ведь она вся вроде такая деловитая, боевая, нервная, и способная себя защитить, и держится это все на хлипком правиле:  никто ее не пожалеет. Она сама за себя, и если она сама о себе не позаботиться, то пропадать, а пропадать ей, как бы плохо не бывало каждую минуту, ой как не хотелось…
Вот и сейчас – это он не о ней позаботился, а о своем собственном кошельке и желудке, решил, что это хороший шанс для него получить денег хоть сколько-то. Ну и отлично! Эддисон иного и не ждала, ей от этого только лучше становиться! Знает она, чего все эти люди хотят, и ей не стоит ждать, что бы к ней хоть кто-то отнесся к ней лучше, чем сейчас к ней относятся. Мало будто она в таких ожиданиях каши съела, что кто-то вдруг решит позаботиться о ней.
-Пошли. Мог бы и не лезть, итак бы эту тридцатку получили бы. – ничего особенного не произошло, все в норме. Она ведь к такому привыкла, так что…

Он сбежал со всеми деньгами. Он сбежал вообще со всеми деньгами, включая и ту сумму, которую она оставила себе в качестве «подушки безопасности», которые должны были в случае беды стать для нее всем.
Он сбежал с ее жизнью. Он забрал ее будущее, ее мечты, ее красивое, нежное лицо, забрал ее счастье и все те возможности, которые давала ей каждая бумажка. Он забрал все то, что у нее было, все то, что вообще могло у нее быть. Образование, жилье, оплату операции, – она даже, в тайне от него, в этом большом шикарном особняке вышла в интернет и посетила несколько сайтов больниц, пытаясь разобраться в столбцах цифр и незнакомых слов – все то, что должно было стать фундаментом жизни Новой Эддисон – Эддисон Лэйн.
Он оказался почти таким же плохим, как ее мать – значительно обыграв отчима и всех остальных. Он дал ей немного надежды, там, в этом вонючем клоповнике, а потом… потом не просто растоптал это хрупкое доверие (пожалуй, самый ценный дар, который ей просто доступен, куда ценнее, чем ее тело, чем все, что она могла дать), а… а… уничтожил. Целиком и полностью. Все ее надежды, все мечты.
Они пошли в хороший ресторан – он позвал ее, за свой счет, обмыть дело. Вроде как, это хорошая примета. Он заказал красиво оформленные и дорогие блюда, вкусное вино, и что-то рассказывал, она даже пару раз захихикала. А потом сказал, что пойдет, снимет деньги – заплатит за их трапезу.
И исчез.
Эти два месяца, они были… они были ужасны. Он забрал все документы, он забрал вообще все – вернувшись в клоповник, она обнаружила, что там нет даже ее джинс с футболкой, хотя казалось бы, зачем они ему? Вы представляете, что может делать молодая женщина, оставшаяся без документов, без монетки денег – даже из ресторана пришлось сбежать, да, и идти потом пешком – и вообще… преданной. Опять. Стоило ей единственный раз в жизни поверить, и – и ее оставили безо всего! У нее уже отбирали детство, наивность, невинность – а теперь, у нее отобрали жизнь.
Но она выбралась – еще злее, еще закрытие. Платили копейки, – она ведь без документов работала – жила она в подсобке, да не одна, а с этими арабскими свиньями, жирными противными бабенками…
Имя – в книге гостей. Пистолет, травматический – у охранника, которого ей пришлось быстро… ну отсосала ему она в общем-то. Ей показали, как там его взвести, и взяли обещание никого не убить. Администратор набрала номер и убедилась, что мистер Лейн в комнате – разумеется, не зная ее планов.
-Ну что, сука? Принес мои деньги? – она заходит в комнату и наводит на него пистолет, благо, видно его сразу от входной двери.

Довольно сложно это представить – но, кажется, за эти месяцы, она стала еще более худой, чем раньше. Много работы, мало денег и еды – это не очень располагает к правильному питанию, которое бы ей прописал любой диетолог, что бы она стала набирать вес, явно недостаточный в ее ситуации. Она стала еще более худой, еще более бледной, ее волосы – еще более рыжими и кудрявыми. Маленькая ведьма.
-Ты мне тут бл*ть свою х*йню на уши не вешай тут, г*ндон сранный! – она говорит тихо и внятно, что ей совсем не свойственно, так что, кажется, Чейси и в самом деле перегнул палку, он и в самом деле довел ее до того состояния, когда она пустит ему пулю в лоб и не пожалеет. Ее рука неожиданно тверда, и она чувствует – да. Она сможет это сделать. Он ее жизнь уничтожил, она в свою очередь сделает это с ним.
-Перед выходом из ресторана ты попал в бордель и забрал оттуда даже мои трусы. – вот это ложь, там были только джинсы и футболка, нижнего белья у нее тогда была только одна смена, а сейчас уже две. Разбогатела, бл*.
-Отдай мне мои деньги. Считай, что я дала их тебе в долг под двадцать процентов за каждый месяц. Сколько там выходит? Чуть меньше ста пятидесяти штук?

Ее девственность – ее детство. Ее невинность и наивность. Ее маму. Ее внешность. Ее здоровье. Ее деньги – причем деньги, большую часть которых она действительно заслужила, которые она должна была честно получить, на самом деле, и которые могли изменить всю ее жизнь. У нее все отобрали. У нее забрали все до последнего, и, кажется, не вернут даже денег.
Из горла вырывается хриплый стон, который, наверное, должен был быть плачем. Кажется, Чейси упорно догонял отчима по очкам: он уже дважды был свидетелем того, как она плачет. Что ж, если отчиму она не могла отомстить, то теперь сможет отомстить ему.
Выстрел оказывается тихим, гораздо тише, чем ожидает Эдди, что ее радует. И она промахивается – пуля врезается в матрас, пройдя по траектории совсем близко с его правым ухом, что ее огорчает. Она бы не отказалась увидеть его мозги на этом самом матрасе: Эдди уже совсем нечего терять. У нее ничего нет, у нее все забрали, совсем все…единственный шанс отобрали…
-Я просто промахнулась. Следующий выстрел будет точнее. – она бросает ему наручники, взятые все у того же охранника. – застегни браслет на одной руке, продень цепочку через трубу в ванной и застегни на второй. И вытащи все из карманов.

Она кричит ему в ответ:
-Снесла бы и с удовольствием! Мне уже нечего терять, ублюдок, из-за тебя – нечего! – она не врет, и, кажется, он тоже это понимает, что она не врет, что она выстрелит и обрадуется, когда он умрет в муках. Более того, следующим ее действием станет – убить себя саму. Она вроде как думала, что может бороться, думала, что вся такая сильная, что еще немного, и она сможет все отлично уладить, и скоро опять станет на ноги, восстановит документы, снимет квартиру… но нет. Кого она обманывает? Ее существование – выживание – пора уже прекратить.
-У тебя есть двадцать четыре часа. – у нас есть двадцать четыре часа. – Или ты соображаешь, как вернуть мне все мои деньги, до последнего цента, или я тебя убиваю. И себя тоже наверное, так что мне нечего терять. – примет наконец-то ванную, теплую, с пеной, приятно пахнущую, а не душ, напьется из мини-бара, поспит на большой, мягкой кровати, одна, посмотрит телик… оторвется на последок.
-Подергай руками – убедившись, что вроде как все нормально, она садится на колени у кровати и начинает просматривать вещи. Какие-то сложные бумажки, которых она не знает совсем, дорогие костюмы, ключи от машины, походу, тоже очень дорогой. Интересно, сколько она стоит и можно ли будет ее как-то продать.

Она заказала в комнату шикарный ужин – разумеется, сказав, что ее об этом попросил мистер Лейн и встретив официанта в коридоре. Этим плохая гостиница и отличается от хорошей – в хорошей бы никто никогда не позволил  горничной спать с посетителем, велика честь для девчонки будет. Ужин был вкусным и обильным, комедия по телику – смешная и она хохотала полночи над «Я люблю Люси», а потом еще и валялась в кровати, пока голова ото сна побаливать не начала.
Она слышит его вопли – слышит, и, естественно, не верит ему. Однако, направляет в ванну, по пути избавляясь от передника и платья-поло горничной, лифчик тоже снимает, лишь трусы еще на ней, пусть и ненадолго. Она совсем не стеснительная (знаете ли, ее жизнь такому не учит, и это весьма логично), просто неудобно на ходу раздеваться, она их снимает только уже у ванной.
-Ты меня совсем за дуру держишь? Часики тикают, тик-так, тик-так. Постарайся, что бы я тебе поверила – она добавляет в ванну побольше пены и ждет, когда воды наберется до самых краев.