Почему мы то и дело совершаем одни и те же ошибки?
Самое интересное, что Джин сейчас не думала о том, что они все еще являются участниками игры и за каждым их движением наблюдают. Что их со Славом жизни обнажены – представьте, что вы в лесу поднимаете большой камень и видите весь мир, кишащий под ним, – все жуки, и мерзкие черви, и блестящие на солнце слизни. Вот так и их с сербом прошлое предстало во всей своей мерзости. И она не задумывалась о том, что сейчас всплывают их грехи и преступления, да и зачем думать об этом? Большому брату не надо за тобой следить – он и так уже все знает.
В голове бушевали мысли. Джин будто оглянулась назад, на все эти дни, прошедшие с момента, как она поднялась по трапу. Кто была эта женщина? Чем она думала? Почему поступала так, а не иначе? Ответов не было.
Наверное, все мы хотим хотя бы частично оказаться в романтизированном мире из приключений и необыкновенных событий, где зло – так обаятельно и притягательно, что перестает быть злом. Происходит какая-то подмена понятий, когда красота ощущений заменяет красоту истины.
По сути, Джин Сиберг никогда не была злым человеком. Она никого не обижала без причины, а если обижала – то это было лишь ответом. Она не кичилась деньгами, слава не испортила ее, насколько можно было судить. Она была алкоголичкой и наркоманкой, но это не преступление в сравнении с убийством, это личное дело каждого. Она ведь никого не обворовывала и не предавала ради наркотиков. Добрых дел за Джин Сиберг числилось не так уж много – ни благотворительности, ни потушенных пожаров, но что есть доброе дело в обыденной жизни? Джин уважала старших, падающего не подталкивала, не разрушала семей, заступалась за тех, за кого могла заступиться. Они родилась и большую часть жизни прожила в нищете и никогда не забывала об этом. Обычный человек.
И как же так получилось, что убийство стало для нее в порядке вещей? Удобно все свалить на остров, но Джин знала: зло пришло не с острова, это они принесли зло сюда. Зло не содержится в земле, или в камнях, или в деревьях, оно живет в человеке; зло – это не пистолет, а палец, спускающий курок.
Почему мы то и дело совершаем одни и те же ошибки? Почему надеемся, что зло перестанет быть злом? Почему в убийце пытаемся разглядеть человека и забываем, что убийца – прежде всего убийца. И сейчас перед Джин открылась истина, о которой Слав едва ли не кричал, которая была очевидна изначально, но оказывалась скрытой розовыми очками. Не важно, насколько сильно она его любит, какой он хороший любовник и сколько раз спасал её жизнь; важнее то, сколько смертей он принес. Смерть и разрушение – вот все, что Радослав Кискинов приносит, и вот все, что он принес в жизнь Джин. Пятнадцать минут назад он велел ей убить человека. Здесь нечего добавить.
Обо всем этом Джин думала, пока Слав обнимал ее, гладил по волосам, успокаивал. И она действительно успокоилась, но не так, как серб мог подумать. Ей овладела холодная решительность человека, который наконец понял всю суть вещей.
Выжить любой ценой – но как потом жить? Джин попыталась представить свое будущее, если все же выберется с острова: она себя никогда не простит и будет прозябать в кошмаре, который тянется изо дня в день. Уж лучше закончить все это прямо сейчас. Джин всегда знала, что ее жизнь будет яркой, но короткой. Такие как она долго не живут. Хотя бы потому, что принимают слишком много неверных решений. Что ж, пора принять верное.
Джин всхлипнула в последний раз, подняла залитое слезами лицо к Славу.
Покурить. О Боже, как же я хочу курить.
Но как же хотелось жить. Как же ей хотелось жить! Сколько всего она не сделала, сколько еще могла бы сделать!
- Прости, - произнести это стоило большого труда, еще сложнее – поднять руку и положить ему на шею. – Мне просто страшно. Боже, как мне страшно. Обними меня, Слав, обними сильнее и поклянись, что не бросишь здесь. Что никогда не бросишь меня одну.
Вырвать с корнем. И не жалеть ни о чем. Ты больше никому не навредишь. Ты достаточно хорошо воспитал меня.
Джин скользнула к нему на колени, прижалась, обнимая за шею, лицом к лицу. Шея Слава была мокрой от ее слез. Нож, которым она должна была убить Сократа, он убрал в карман. Как всегда, впрочем. Джин уже расстегивала  его брюки; вполне в ее стиле – он не должен ничего заподозрить.

Джин не волновалась. Она этому научилась у него – быть собранной, совершая ужасные поступки. Да и зачем волноваться, если она и так знает, чем все это закончится? Это самосбывающееся пророчество – Мне хорошо известно то, что все знают давно. Тот, кому зло причинили, злом ответит на зло.
Джин избавила его от необходимости снимать брюки – стянула сама и предусмотрительно оставила рядом с собой, в зоне досягаемости. Неужели она сейчас это сделает? Неужели она убьет Слава?
Если бы Джин спросили сейчас, любит ли она серба, она бы не сомневалась - да, любит. Но это ничего не меняет. Совершенно ничего не меняет. В сказках, которыми нас кормили с детства, чудовище превращается в принца – и все счастливы, но в ее личной сказке принцесса превратилась в чудовище. Наверное, в этом был какой-то смысл, но Джин не искала его, как не искала оправдания своим поступкам. Она просто знала, как должна поступить.
Она целовала его, гладила руками кожу, пахнущую знакомо. Если предположить, что натура человека – это не совокупность фактов его биографии, но его реакция на определенные вещи, то Джин знала натуру Слава. Она знала, что если удар будет недостаточно точным, чтоб убить его сразу, этот день она не переживет.
Теперь она не плакала, лицо высохло от слез. Лямки ее майки уже были спущены, ширинка на шортах расстегнута, и это был самый удобный момент. Джин до сих пор сидела у него на коленях, и поэтому смогла незаметно достать его нож. Щелчок – лезвие выскочило из рукояти.
Один удар. Джин нанесла его резко, с силой – он пришелся в левый бок Слава, прямо под ребра. Она не достала нож сразу, но слегка повернула рукоять, расширяя рану. И все время смотрела ему в глаза.
Джин не испытывала к нему ненависти. Скорее напротив – только сейчас бесконечная любовь заполнила ее сердце, и она была в шаге от того, чтоб пожалеть о своем поступке. И она не знала, как будет жить дальше без него. Но она попробует.