- Туда только девушка пролезет. Но это уже совсем зверство, хватит, это бесполезно, мы все равно умрем, только искалечимся все, - выдал вдруг испанец мысль, которую и так знали все, просто не хотели говорить о ней. Отчаянно цеплялись за какую-то глупую надежду. Но на самом деле, кто знал, сколько комнат их еще ждет? Одна? Пять? Десять? Сто? Возможно, это вообще смертельный лабиринт, из которого никто и никогда не выберется, и вскоре они найдут трупы тех, кто был здесь до них и не смог уйти, сдавшись на волю смерти. Конечно, никто не хочет верить в плохое. В начале пути. Все тут же стали разубеждать Луиса с пылом, которому в аду бы позавидовали. Но выбор все равно был очень сомнителен. Либо оставаться здесь и быть продырявленным насквозь, как сыр, либо снова выбирать жертву.
Девушка с пирсингом, Джин, накинулась на Луиса со злостью, требуя, чтобы именно он взял на себя новую ловушку. Но она не рассчитала, что лаз был слишком узким, да и рост испанца явно не способствовал бы выполнению задания.
- Джин, он прав. Только девушка сможет. - вяло бубнил Сэт. - И вряд ли это Нора, с ее паническим страхом боли. 
Нора посмотрела в сторону Лэйна с благодарностью. Он, похоже, единственный придавал значение тому, что у девушки с болью были не особо хорошие отношения. Остальным было просто плевать, каждый думал, как бы выбраться самому с наименьшими потерями. Внезапно, Элеонора почувствовала жуткую боль. Она сначала даже не поняла, что произошло, но секундой позже, когда мозг начал вяло работать, до нее дошло, что Слав ударил ее. От неожиданности, девушка сильно прикусила все еще болевший язык. Сама не понимая, что делает, Элеонора схватилась за щеку, отошла назад, натолкнувшись на стену, и расплакалась. За что? Это что, какой-то дурной способ выместить на мне свою злость? В чем я виновата? Перед ними всеми, в чем я виновата?
Девушка села на холодный пол комнаты, размазывая слезы по щекам, слушая, как злой серб заставляет Джин лезть навстречу жутким иголкам. К тому моменту ей было уже все равно, выберутся они или нет. Главное, чтобы больше не было боли.

Джин затравленно озиралась по сторонам, двигаясь назад - как вдруг чья-то рука опустилась на ее плечо, и ей даже не надо было оборачиваться, чтоб понять чья. Она попробовала дернуться, но Луис тут же схватил ее за плечи - кто же мог подумать, что у столь тощего на вид парня такая железная хватка?
Дорогу перед ней загородил серб. В самый раз подходила фраза "И ты, Брут?"
Радослав, видимо, сжал волю в кулак, потому что он орудовал обеими руками так же ловко, как если бы одна из них не была повреждена. Он приподнял Джин за талию, переложив верхнюю часть на Луиса, перехватил ноги и подтолкнул на самый верх к лазу.
Выбора не было - ее протиснули в люк, и она успела только бросить последний взгляд на часы. На ловушку ей оставалось ровно полторы минуты.
Ну ничего, суки!!! Я вам отомщу! Выберусь - и отомщу!
Лестница тянулась до самого потолка, и продольных перекладин у нее не было - фактически это было лишь подобие лестницы, ступени прятались в стены узкого колодца. Наверху был драгоценный ключ, подвешенный высоко под потолком.
Джин не была дурой и уже поняла, что выхода у нее было. Нет, не так.
Джин не была дурой и уже поняла, что выход у нее только один. Достать этот гребанный ключ, швырнуть его в лицо этим ублюдкам (фигурально, ключ они не получат - она сама откроет дверь! Если она скинет его, ее запросто могут бросить умирать здесь), а потом, сколько бы новых испытаний им ни было приготовлено, посылать их далеко и надолго. Чем бы ни обернулась для неё эта лестница, она должна не только выжить, но и добраться до ключа. Джин почувствовала прилив решимости, закусила губу и обеими руками схватилась за третью перекладину, чтоб потянуться и оказаться таки на лестнице, а не в грубых руках Луиса со Славом (последний, похоже, не упустил возможность схватить её за задницу. Ты мне и за это ответишь, сербская скотина!.)
Едва она схватилась за перекладину, как механизм, приводимый в движение нажатием на эту самую ступень, сработал: из отвесных стен колодца с обеих сторон выехали длинные острые иглы, которые были расположены не только в несколько рядов, но и имели разную длину. Если б Джин стояла на лестнице (а она непременно будет на ней стоять), иглы воткнулись бы в нее. Несколько секунд она расширенными от ужаса глазами смотрела на это приспособление, понимая, что её ждет впереди.
Джин не понадобилось много времени, чтоб понять этот механизм: наступаешь на одну ступень - в тебя втыкается острая хрень и не убирается до тех пор, пока не переставишь ногу. Но там, куда ты ее переставишь, будет та же история... Вопрос только в том, как подниматься по лестнице, если в твоем теле застряли эти острые спицы?
Сглотнув, она начала подтягивааться. Перекладины располагались сантиметрах в тридцати друг от друга, а туннель и вправду был тесным - двигаться было очень неудобно. Джин схватилась за перекладину повыше, еще не решаясь поставить ногу на ступень: иглы над ее головой быстро спрятались, но на их месте тут же появились другие.
Фак!!
Ей в голову пришла идея. Повиснув на одних руках, не ставя ноги на перекладины, она подтянулась и уцепилась за ступеньку повыше. Это было очень, очень тяжело-  она никогда не была физически сильной и ничего тяжелее машинки для нанесения татуировок в руках не держала. Но Джин стиснула зубы и схватилась за следующую перекладину. Иглы над её головой выезжали и въезжали с пугающей быстротой. Сиберг показалось, что теперь они стали ближе к ней - преодолей она еще пару перекладин таким же образом, как рискует оказаться в их тисках. Кажется, обхитрить Пилу было невозможно.
У нее больше не было сил подниматься на одних руках, поэтому она наступила на перекладину - третью или четвертую снизу. Стоило ей перенести вес тела на эту ступень, как в нее воткнулись острые иглы, торчащие из стены с обеих сторон.
- Черт!
Было больно, но сносно - будь на ее месте человек более крупной комплекции, нанесенный ему урон был бы куда больше. Чтоб переставить ногу, ей пришлось немного податься назад - иглы расцарапали кожу на боках, но это было терпимо. Вспомнив о том, что нужно поторапливаться, Джин рывком поднялась на ступеньку вверх - и тут же вскрикнула от боли. Как Пила и обещал, с каждой ступенью иглы становились длиннее. Около десятка острых спиц теперь воткнулись в ее бедра. Они оставляли глубокие царапины, когда Джин поднималась на следующую перекладину.
От новой боли у нее потемнело в глазах, и она едва ли не разжала руки и не рухнула обратно, вниз. Теперь иглы наметили себе ее ребра и талию. Джин казалось, что ее проткнуло насквозь, но на деле они вошли в ее тело не глубже, чем на два сантиметра. Как Слав в самом начале их жестокой игры, она закричала и с усилием, чувствуя, как пелена слез и пота (в тесном колодце стало невыносимо жарко) застилает глаза, поднялась еще на одну ступень. При этом движении иглы разрывали ее плоть так, что белая майка Джин сразу же пропитала кровью. Кровь просачивалась через ткань и текла по бокам. Джин даже чувствовала ее запах. Он придавал ей сил и решимости. Очередные иглы воткнулись в бедра и ниже по ноге, до самых колен. От боли Сиберг едва ли не согнулась пополам. Она старалась не смотреть на иглы и то, что они с ней делают. Если она это увидит, то точно не сможет продолжать.
Джин освободила одну руку и быстро провела тыльной стороной ладони по глазам, стирая слезы. Потом взглянула вверх - ей осталось навскидку три ступени, и она сможет дотянуться до ключа.
Давай, ты сможешь. Ты сможешь. Давай. - кажется, она сказала это вслух. Или нет?
Джин уже сама перестала замечать свои крики. Ей казалось, что с каждым движением, с каждым сантиметром, который она преодолевала, она выдирает из себя клочья мяса. Крепко зажмурившись, она поднималась, уже не останавливаясь, почти теряя сознание от боли и тех чудовищных вещей, которые она должна была с собой делать. Иглы впивались в одни и те же места, превращали уже нанесенные раны в отвратительный фарш.

Одна ступень, вторая, третья...
Сколько крови ты готов пролить, чтобы выжить?

Джин открыла глаза и сквозь пелену слез увидела ключ над собой. Она не соображала - обезумевший от визга нервных клеток мозг отказывался осознавать реальность. Но этот факт действительности она поняла сразу же. Все тот же мозг отдал команду "поднять руку, взять ключ" - но Джин вдруг обнаружила, что физически не может этого сделать: в правое предплечье, прямо в шорты вытатуированной красотки, была воткнута огромная игла. Тупо глядя на нее, Джин совершенно механическим движением разжала пальцы правой руки и отвела ее в сторону, глядя, как игла, захлебываясь кровью, медленно выходит из ее предплечья. Освободив руку, она потянулась за ключом, чувствуя, как теплая кровь струится вниз по плечу, заливает шею и течет по спине. Пальцы коснулись холодного металла - она сжала ключ в кулаке и сорвала его.
Джин не знала, сколько у нее осталось времени. Её ужасно мутило и кружилась голова. Она взглянула вниз. Спуск вниз она не осилит. Только не опять. Разжав руки, она спрыгнула. Ловушка явно не хотела отпускать ее: иглы с адской болью, самой сильной за последнюю минуту, вышли из ее тела, оставляя страшные, рваные раны.
До пола было метра четыре - хотя у нее всегда было плохо с глазомером. Она не думала о том, как лучше приземлиться - но кажется, судьба решила вознаградить ее за старания, и Джин упала удачно, ничего не сломав. Обнаружив себя на полу, она первым делом взглянула на часы. Оставало пятнадцать секунд.
Не обращая внимания ни на кого, не глядя никуда кроме двери, она медленно, пошатываясь, поднялась и, в окровавленной одежде, перемазанная собственной кровью, чувствуя, как рваные раны по всему телу до сих пор сочатся, Джин, сильно хромая, двинулась к двери. Ключ был крепко зажат у неё в руке. Быстро открыв замок, она первой вошла в следующую комнату и сразу же опустилась на пол, прижавшись спиной к стене. Закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали.

Проснуться из-за…невыносимой тишины. Очнуться от мерцания тусклой лампочки и мгновенно прищуриться, пытаясь разглядеть помещение, в котором она не засыпала, но неведомым образом проснулась, лежа на холодной платформе. Женщина, лежащая на металлической глыбе напротив, пришла в себя. Да она же её знает! Вернее, видела пару раз и можно только надеяться, что та её вспомнит.
- Марта! – обеспокоенно позвала новозеландка, - Марта, вы слышите меня?
Как оказалось, её слова были услышаны не только маленькой брюнеткой…

Спустя каких-то пару минут тело Бруклин билось в истерике, женщину трясло от безудержного  рыдания. Оборванные рукава женской рубашки пропитались кровью, оторванный клочок с багровым пятном, ранее крепко зажатый в зубах, выпал изо рта и теперь лежал в ногах. Что здесь произошло за этот короткий срок?

=============================================================
Не успела шатенка придти в себя, как услышала незнакомый голос. Гнусавый бас, словно кто-то хрипел в микрофон, накрытый мокрой тряпкой. В углу мрачной комнаты засветился экран небольшого телевизора, столь незаметный при выключенном состоянии, что эта внезапность заставила вздрогнуть.
- Добро пожаловать, Марта и Бруклин. Сыграем в игру.
Марта, ты – жестокая и беспощадная расистка, на твоих руках кровь сотен людей. Бруклин, мучимая неизлечимой болезнью, ты быстро сдалась, променяв жизнь на смертельный укол. Возможно, твоя жизнь не настолько ценна, чтоб бороться за нее. Сейчас мы проверим, проснулась ли в тебе жажда жизни.
В этой игре спасение одной означает смерть другой. Как только эта запись подойдет к концу, платформы, на которых вы стоите, начнут опускаться. Но вот трос на вашей шее не станет длиннее. Через некоторое время после начала игры платформы потеряют устойчивость и превратятся в весы. Единственный способ облегчить свою участь и свою платформу – избавиться от содержимого контейнеров. Не пытайтесь столкнуть сами контейнеры: они крепко привинчены к платформе. Тот, чья платформа окажется тяжелее, будет задушен. Как только одна из вас умрет, платформы остановятся.
Сколько крови вы готовы пролить, чтобы остаться в живых, решать вам. Игра начинается.
Словами не передать, какое отвращение вызывала маска, говорившая тем самым голосом. Это что – шутка? Страх проник в подсознание не сразу. Он помедлил, наслаждаясь беззащитностью своей жертвы, а затем резко ворвался в мысли и захватил всё существо.
Нет, это ведь несерьезно. И почему я вообще должна доказывать что-то, это моя жизнь, что хо…
Возмущение было прервано пыхтением Марты. Засучив рукава, она с решительным видом засунула руки в контейнер, движения её были осторожны, но мучитель предугадал любой шаг. Гвозди впились в руки женщины, и террористка вскрикнула. Еще несколько напряженных секунд и кусок ржавого железа шлепнулся на пол. Это не шутка, Брук. Платформа уже начала опускаться. Она пытается выжить. И тогда тебе придется умереть…
Снова? Сейчас всё по-другому. Это тебе не погружение в сладкий сон с помощью укола. Одной из них суждено умереть. Трос, ошейник, сдавливающий кожу, металлический ящик набитый гвоздями и, о господи милосердный, пилками! Пилками!!
Брук набрала побольше воздуха в легкие, правая рука потянулась вглубь контейнера. Она никогда не могла похвастаться ловкостью и сноровкой. Первый на пути гвоздь больно резанул по кисти, из пореза мгновенно начала сочиться кровь. Женщина непроизвольно вскрикнула, глаза увлажнились, рука дернулась и тут же наткнулась на второй гвоздь. Свободной рукой Брук растерла по щекам слезы – влага мешала видеть. Иного пути нет…
Она опустила вторую руку в контейнер. Достать оттуда куски металла оказалось намного сложнее. Один за другим, она доставала их и швыряла на пол, подальше от платформы, на которой стояла. Одна из пил раскроила кожу у локтевого сустава, рукава превращались в клочья, и каждый раз, каждый чертов раз, она кричала. Кричала, чтоб хоть как-то прекратить боль, но всё без толку. Дикая, безумная сила толкала её всё дальше и дальше, быстрее, нельзя терять ни одной секунды! Приходилось опускаться всё ниже и вот – гвозди задевают плечи, бесчисленное количество колотых ран, казалось, что скоро руки превратятся в кровавое месиво. Рубашка пропиталась кровью. Отбросив еще один кусок, Бруклин посмотрела на Марту – та была не в лучшем состоянии. Новозеландка оторвала кусок рукава, что свисал безжизненной тряпочкой, скрутила в комок и запихнула в рот, судорожно сжимая зубами. Платформа её вынужденной соперницы медленно опускалась, от чего женщина всё ожесточеннее рвалась к контейнеру, истекая кровью. Их осталось совсем мало, еще чуть-чуть и всё будет кончено!
Брук доставала последний кусок, пытаясь проделать это еще быстрее,  на миг она потеряла бдительность и пила, у самого основания контейнера, впилась в руку, но с непонятной легкостью тут же отодвинулась. Или ей это только показалось. Резкая, неизмеримая боль пронизала кисть, а затем начала пульсировать по всей руке. Из груди вырвался крик. На дне контейнера Бруклин увидела собственный мизинец, как раз тогда, когда выпущенный кусок скатился с платформы и грохнулся на пол. Платформа опустилась совсем низко и Марта повисла, ноги её дергались в агонии, руки пытались расцепить узкое кольцо троса. Несколько секунд и всё кончено. Марта Линч была мертва.
Без сил, новозеландка опустилась на платформу, прижимая руку без пальца к животу, кусок рукава выпал изо рта, женщина приглушенно рыдала, скользя лбом по поверхности платформы…

==================================================================
Пытаясь взять себя в руки, Бруклин обмотала другим рукавом израненную кисть, благо рубашка была изодрана, и оторвать кусок не составляло большого труда. Обмотанной рукой она жестко провела по лицу, смешивая слезы с кровью. Ей никогда в жизни не было так больно, никогда она не испытывала подобных ощущений. Наверное, из-за болевого шока, она просто уставилась на большое окно в стене, не видя ничего. Но спустя секунды зрение прояснилось – там, с другой стороны, на неё смотрели. Мужчина прижимал к себе молодую женщину, тело которой было похоже на руки Бруклин сейчас. Слав. Слав и Джин…Губы задрожали, женщина попыталась приподняться, но ей удалось только привстать на колени.
- Эй! – в исступлении кричала она, - Радослав! Помогите же мне…

Джин прятала лицо на его груди. Ирония судьбы. Пару минут назад он пытался ее убить, хоть и условно и прикрываясь всеобщим желанием выжить, а вот сейчас она даже не говорит ничего, просто стоит и молча страдает от невыносимой боли.
А он не может двинуть ни единым мускулом, тупо уставившись на Бруклин через стекло, наверняка непробиваемое стекло. Пила обо всем позаботился, у него есть свой жуткий план, недоступный и непонятный всем им. План, который мерзкая кукла выполнит, даже если они все подохнут одновременно здесь и сейчас.
Откуда-то слева, словно вспышка здравого смысла, прозвучали слова Сэта. Мелкий калека, да-да, теперь уже калека, собирался выяснить кто тут у нас, как говорится, ху. А Слав на хотел разговаривать, больше всего он хотел вырвать ему язык и помахать их в камеру, мол "мама, привеееет!".
Каждый по очереди отвечал на вопрос, но среди них не было ни одного, действительно заслуживающего смерти, хотя это понятие настолько переоценивают, что сейчас Кискинов просто бесстрастно смотрел на говорящих, даже не задумываясь о том, что скажет.
Говори правду, шокируй противника!
- Радослав? А ты?
Джин уставилась на него снизу вверх, сдвинув брови, словно подобное напряжение позволит ей прочитать его мысли.
Я убил пару человек, - если быть точным, - 25, - но кто считает?
Они не снились ему по ночам, их лица не преследовали серба в кошмарах, это просто факты его биографии, которую больной на голову использует против нормальных, по сути, людей.
Знаете такую  штуку: тот, кто больше всех спрашивает "кто испортил воздух?", на самом деле, и есть нарушитель порядка. Так вот именно этой логикой мужчина собирался воспользоваться, пока Нора делала большие глаза, а Джин приокрыла рот от удивления.
А ты Сэт, - Слав почувствовал как девушка в его объятьях дернулась, поморщившись от боли, - почему ты здесь? - он не стал препятствовать и отпустил Сиберг, продвигаясь ближе в парню с пострадавшей рукой.
Я даже не знаю... - протянул Сэт, но это никого не устраивало.
Он помялся еще немного, Луис попытался за него вступиться, но безрезультатно, Слав настаивал. А теперь, когда все вдоволь насмотрелись на скелеты в его шкафу, было нетрудно заставить парня держаться поодаль.
Кискинов схватил Сэта за горло, выставив другую руку между собой и Кастанедой: Говори.
Захлебываясь собственной слюной, хватаясь здоровой ладонью за руку серба, он выдал историю о том, кем был на самом деле, где находился в этом стремном городе и что вообще происходило вокруг. Интересно, а пила знает об этом?
Медленно, плавно, слегка шокированного Слав разжал мертвую хватку, но только для того, что схватить парня за волосы и подтащить к двери под всеобщие крики и ругань.
За кроликов нас держите, суки? А что вместо сахарка? Еда в супермаркете? - он был в ярости, за долгое время впервые, глаза его налились кровью, ноздри раздувались.
Брук заслуживала жить больше, чем это мелкое дерьмо, которое знало, как вернуться обратно, но никому не соизволило сообщить.
Все это время, все это время ты знал! - Кискинов с силой ттолкнул парня, чтобы развернуться и распрямить руку со сжатым кулаком в лицо Кастанеды, который был слеп, явно слеп.
Да, Слав мог быть убийцей, да, он не боялся смерти, но любил жизнь на ровне с остальными или даже больше. Сэт что-то лепетал, но было уже поздно, выбор был сделан.
Заткнись, падаль! - в несколько движений он подвел Сэта к двери и прислонил голову к сканеру.
Машина заработала, об этом оповестил зеленый огонек, который через некоторое время стал красным, а вместе с этим послышались душераздирающие вопли Сэта, тело его дергалось в конвульсиях, пока не дернулось в последний раз.
Все было кончено, серб разжал руку и отшвырнул тело от двери и отпустил шею Норы, которая пыталась остановить Кискинова. Дверь открылась после двойного щелчка: первый - сработал замок, второй - отстегнулся ремень не ошейнике Брук.
Выходи, - глухо проговорил мужчина, все еще напряженный от усилий.

- Я убил пару человек. 25.
- Сукин сын, - Джин с силой, на которую была способна, оттолкнула его от себя. – Держись от меня подальше, ублюдок!
Она бы высказала этому поддонку и больше, но как раз в это время Сет решил исповедаться. По мере того, как он говорил, лицо Джин удивленно вытягивалось, а челюсть отвисала. То же выражение было и у остальных. Первой на известие о том, что их сотоварищ – живой ученый, изучавший их все это время как крыс, отреагировала Нора. Она отвесила парню звонкую пощечину.
- Ты заплатишь за это! – крикнула Джин, перемешивая слова с непередаваемым матом. – Ты, блядь, гребаная тварь, нам за все заплатишь!
Известие возмутило всех настолько, что когда Слав подтащил ученого к лазеру – гораздо ближе, чем требовалось, - никто даже не пошевелился, чтоб помочь Сэту. Все происходило с негласного согласия каждого, кроме Норы. Она повисла на руке Слава.
Бруклин оказалась на свободе и начала от души благодарить Слава. Значит, ей было известно, какой ценой группе обошлась ее свобода. Стоило надеяться, что Бруклин принесет им удачу.
- Поздравляю, что выжила, - Джин похлопала ее по плечу, морщась от боли в собственном. – Все будет хорошо…
Вдруг послышался жесткий, приказывающий голос Слава, который не столько предлагал, сколько велел идти в следующую комнату. Находиться рядом с трупом ни у кого желания не было, поэтому повторять дважды не приходилось. Первой в следующую комнату бросилась Нора, видимо, не в силах находиться рядом с обезображенным телом любимого.
Джин тем временем заметила, что Луиса, который до этого стоял над телом Сэта и тупо, бесстрастно глядел на него, в комнате нет. Джин припомнила, что они называли друг друга братьями.
- Подождите меня, не закрывайте дверь, - обратилась она к Бруклин и пошла в смежную комнату, в которой находилась ловушка с платформами и висел труп.
Луис стоял там и вертел в руке обрезок пилы, сброшенный Мартой Линч в попытке облегчить свою платформу.
- Луис, - Джин очень не нравилось задумчивое выражение на его лице, и она старалась говорить мягко, чтоб он не сделал глупости. – Пойдем скорее. Все, типа, уже ушли, остались только мы. Если дверь захлопнется…
- Тише! - резко, но негромко произнес испанец, лишь дернув острым подбородком в сторону Сиберг, но даже не поднимая на нее взгляда. Резким, почти механическим и совершенно чужим голосом, в котором отчетливо проскользнул акцент южанина. - Иди, иди, я сейчас догоню, я сейчас приду, я... приду, сейчас... - вот только отвечая Джин, он смотрел на труп Лэйна в проходе соседней комнаты, будто бы сбиваясь с мысли, к кому конкретно он сейчас придет.
- Луис, - Джин отчаянно искала слова, понимая, что это ее единственный шанс остановить парня, как-то помочь ему. – Пойдем. Пожалуйста. Мы спасемся, и все будет круто. Я тебе обещаю.
По сильно побледневшему лицу прошла судорога то ли боли, то ли отчаяния, казалось, что сейчас он либо потеряет сознание, либо расплачется, либо впадет в безмолвную истерику, а он все так же мял в руке кусок железа и смотрел на тело Сэта. А потом вдруг резко обернулся и посмотрел на девушку пустым, абсолютно пустым взглядом человека, которого ждет только смерть. Петлистые уши.
- Я сейчас иду, - наклонившись, он вдруг прижался сухими и прохладными губами к губам американки, срывая с них не то поцелуй, не то укус, резко толкнул девушку в плечо свободной рукой, да так, что она еле устояла на ногах. - Иду... - присев, парень взял с пола кусок тонкого и длинного штыря и сжав его обеими руками резким движением поднял руки и с силой вонзил себе в глаз. 
Джин оглушительно закричала, широко раскрытыми от ужаса глазами глядя на разворачивающуюся перед ней картину. Зрелище явно было не для слабонервных.

Могла ли она сейчас лицемерно признаться себе, что не хотела смерти этого человека, чье бездыханное тело лежало у входа? Ведь она видела, как убивалась по умершему юркая миниатюрная девушка. Нет, не могла. Если бы он остался жив – умереть пришлось бы ей. Также как и в случае с маленькой брюнеткой в соседней комнате. Возможно, это низменные мысли, но люди млекопитающие – у них инстинкты животных, которые просыпаются именно в таких ситуациях. И женщина хотела, чтобы Радослав понял – она благодарит его не за убийство, она благодарит его за то, что он сделал выбор.
Джин…такая красивая Джин, сейчас она выглядит такой же измученной, она ранена, но ей хватило сил на несколько ободряющих слов. Бруклин согласно кивнула, но на самом деле не верила, что всё будет хорошо. Они в полном дерьме, каждый из них это понимает, но если они не будут убеждать друг друга в обратном, если потеряют последние капли надежды, умрут намного раньше.
- Я подержу дверь, - заверила она девушку, наблюдая как мужчина, имени которого она не знала, вошел в комнату, из которой сама Брук желала выбраться всеми фибрами души. Может быть, Марта была его знакомой, и он хотел попрощаться? Черт их разберет. Джин пошла за ним следом через несколько секунд.
Тэйт не смотрела ни на светловолосую девушку, ни на серба, всё её внимание было приковано к маленькому темному экрану, ей уже привиделся облик куклы, слышался её голос. Но боль в руке заставила отвлечься от причуд сознания и спуститься на грешную землю.
- Эй, мисс, - мягко позвала она незнакомку, - вы можете мне помочь?
Она попросила девушку оторвать висящий обрывок второго рукава и обмотать его вокруг кисти так, чтобы закрыть рану. Несмотря на дрожь в руках, Нора справилась быстро, а Брук пришлось искусать нижнюю губу до крови, чтобы подавить всхлипы. Крик полный ужаса, крик Джин заставил встрепенуться, порывисто задышать и дернуться, желая поспешить на помощь. Но Слав уже метнулся в сторону комнаты. Действовал он быстро и вскоре они с Джин уже зашли в комнату, хотя вернее сказать татуированная девушка еле брела, и сербу приходилось её чуть ли не тащить. Брук не заметила, как руки отпустили дверь, как раздался глухой щелк, свидетельствуя, что выхода уже не будет, она приблизилась к бедной молодой женщине и, убрав с её лица волосы, несколько раз провела правой ладонью по щеке, оставляя кровавый след на коже женщины.
- Тихо, тихо, - повторяла она, словно старая пластинка в патефоне, - чшшш, успокойся, Джин…
Едва раздалось первое слово, произносимое неизвестным в образе уродливой куклы, Брук закрыла глаза и отодвинулась от брюнетки. Она бы сжала руки в кулаки, но, какая ирония судьбы, если сейчас попытаться сделать подобную манипуляцию – мясо и кости начнут вылезать со всех сторон. А потому она молчала стояла и слушала и лишь на последнем слове открыла глаза, обводя взглядом окружающих. Что теперь? Будем бросать монетку? Почему-то гадкая и хваленая женская интуиция ехидно шептала на ухо, что выбор падет на Брук.
- Ну и насколько вольт можно рассчитывать? Есть какая-то надежда или эта хрень поджарит к чертовой матери так, что можно не беспокоиться о барбекю? Ты меня слышишь, чертов сукин сын? - последняя фраза уже была криком, признаком расшатанных нервов и безнадеги.

Радослав смотрел на контакты, на оголенные концы, которые должны были быть соединены человеческим телом. Создавалось впечатление, что это не кончится никогда: одна смерть сменяла другую, одна комната превращалась в следующую и различал их лишь способ убийства.
Вся эта карусель напоминала жизнь Кискинова. Такая же бессмысленная вереница смертей на фоне однообразных, серых, иногда с примесями удовольствий или чужой грусти дней.
Ведь, по сути, серб стал заложником того, что психолог в интернате называл воспоминаниями, а для него это было жизнью, неотъемлемой хронологией, к которой он постоянно возвращался, начиная с пятилетнего возраста.
Говорили, что он становился свободен, когда чужая кровь разливалась из вен по полу, впитываясь в кожу его рук, но это было не так. Радослав никогда не жаждал арены, никогда не делал что-то напоказ. Мужчине было все равно. Он был свободен там, внутри своих размышлений, в своих воспоминаниях, что как тонкий лист прозрачной бумаги ложились на текущую реальность.
Крик Брук резанул по сознанию, заставляя оторвать взгляд от контактов и перевести его на девушку, чьего имени он не знал. Надежды не было, было лишь решение, которое нужно было принять. А сделать это мог только тот, кому было все равно.
Слабый голос Джин и ее хрупкое тело на пути к опухшей от слез и повреждений во рту девушки. Слав перевел взгляд на темноволосую женщину, глядя на нее сверху вниз, ярость пылала в зеленых глазах, смерть уже шептала ей на ухо колыбельную по мере того, как кровь вытекала из рваных ран.
Еще в самом начале пути он ясно дал понять, что ему плевать на всех остальных, что их жизнь для него ничего не значит. Почему ей было этого мало? Почему ей было всегда мало того, что он мог предложить? И мысль эта не касалась одной лишь Джин, его справедливость не приходилась по нраву никому из женщин на его пути.
Радослав молчал, здоровой рукой он провел по ее спутанным волосам, переходя на плечи и спину. Он уже разочаровал ее просто будучи тем, кем являлся и от этого никуда не денешься (хочешь быть сволочью, будь ей до конца). С усилием поднялась вторая рука, причиняя сербу боль, от которой он поморщился, но все же продолжил.
Резким движение он прижал Сиберг к себе так, чтобы она не смогла вырваться, чтобы лицо ее уткнулось в его грудь, а руки беспомощно болтались.
Тяжелый взгляд метнулся к знакомой, которая только-что истерически  задавала вопрос о количестве вольт.
Брук, – прохрипел Радослав из-за боли, которую причиняла Джин, давя на рану.
Он кивнул в сторону Норы, мол, ты знаешь, что делать.
Оставалось 4 минуты.

Она дернулась один раз, второй – Слав, даже раненый, был гораздо сильнее ее, и хватка серба была крепкой, - а потом забилась в его руках, понимая, что вырваться не удастся, но не в силах просто стоять и не пытаться сделать хоть что-то. Ее лихорадило, Джин материлась, выкрикивала проклятия, ругала серба на чем свет стоит… но постепенно жар ее начал угасать, а когда комнату наполнили крики Норы, бьющейся в предсмертной агонии, - крики, пробирающие до костей, способные затронуть даже самое холодное сердце, - Джин заткнула и, со всей силы ударив Слава в грудь кулаками, уткнулась в собственные руки.
Сиберг не видела – не могла видеть, не хотела видеть, - что происходило в том конце комнаты, где стоял сейф, но она сразу почувствовала момент, когда все было закончено. Комнату наполнял отвратительный, горько-ароматный запах – запах жареного мяса. Почувствовав, что хватка мужчины ослабла, она вырвалась, и сделано это было с каким-то отупение, словно ее не волновало происходящее. Тенью она прошла к двери, стараясь на смотреть на то, что осталось от Элеоноры. С той же равнодушной медлительностью она накрыла трясущиеся руки Бруклин, поворачивая их так, чтоб замок был открыт. По щекам Джин текли слезы, но мимика не менялась. Женщина оставалась безучастной. Она первой прошла в следующую комнату.
Прямо напротив двери, опутанная какой-то железной конструкцией, с металлическими спицами, вогнанными ей под ребра, висела Ренье. С её тела на пол стекала кровь, но она была жива. Когда в комнату вошли, Ренье измученно подняла голову . Взгляд у нее был болезненный, непонимающий, как у обдолбанного наркомана.
- Ренье… - Джин закрыла нижнюю часть лица рукой, а плечи её затряслись от рыданий. Она сделала несколько шагов к сторону, в ужасе глядя на ловушку и не в силах отвести от нее взгляд. Она наткнулась на стол –и, взглянув на него, вскрикнула, попятилась к стен рядом со столом и, уткнувшись в нее плечом, медленно сползла на пол. Казалось, что трещина, появившаяся в ней с того момента, как Джин прошла ловушку на лестнице, теперь разрослась и выпустила все эмоции, которые женщина пыталась контролировать. Она была в истерике.
В этот момент кто-то – Слав или Бруклин, она не видела – закрыл дверь, и на очередном экране со своей очередной речью появилась кукла, но не очередная, а все та же. Но Джин не смотрела на нее, просто слушала скрипучий голос, который болью отдавался в ее мозгу.
- Добро пожаловать. Это испытание станет заключительным. Надеюсь, игра была познавательной. Я хочу проверить, насколько хорошо вы выучили урок. Осталась последняя дверь, и лишь она отделяет вас от свободы. Ключ от этой двери есть у каждого из вас. Я поместил его вам в желудок, в чем вы можете убедиться, если посмотрите рентгеновские снимки на столе. На том же столе вы найдете все, что поможет вам этот ключ достать.
И действительно: на том самом столе, который так испугал Джин, лежали различные скальпели, а также длинные трубки с крючками, гастроскопы и странные медицинские приборы, подключенные к небольшому экрану, стоявшему здесь же. Но это был не конец пленки. Пила продолжал:
- Но это не все. Наверняка вы уже успели заметить, что в комнате вас ждали. Все вы знакомы с Ренье. Раз она до сих пор находится в своей ловушке, значит, свою игру она уже проиграла. Вам её не спасти, зато в её желудке тоже находится ваш счастливый билет к свободе.
У вас десять минут, чтобы сделать правильный выбор. По истечении этого времени дверь закроется с обратной стороны, а бомбы, развешанные под потолком, взорвутся. Решайте быстро, но заклинаю вас: слушайте мои слова, а не свои инстинкты.
Сегодня вы увидите свою собственную смерть… если ничего не предпримете. Удачи.

Верная жена. Любящая мать. Добрая женщина. Бруклин Тэйт, которая при жизни имела мозговые клетки подростков, распространяясь о вреде курения и алкоголя. Теперь на её совести – смерть молодой девушки. Убийство. Оно меняет людей, отравляет душу, заставляет ненавидеть саму себя. Совесть выгрызает изнутри, но ты мысленно повторяешь себе: - зато я выжила. Оправдываешься….жалкое, воистину жалкое зрелище. Она могла бы себя корить, терзать, убиваться, выйди она из этого ада живой. А здесь…сейчас..она понимает, что сделала бы это еще раз. И осознавать это для Брук было мучительнее, чем ощущать боль от всех ран вместе взятых.
И когда Джин подошла, помогая открыть замок, новозеландка с отвращением выплюнула приглушенным голосом:
- Я чудовище…
И новая комната, и новый участник их маленькой, затейливой игры. Девушка, молодая…а ты ценитель юной девичьей красоты, да, засранец? Её ловушка была не менее ужасной, чем у остальных. Она дышала, но надолго ли? Судя по виду, судя по ранам – ей остались считанные минуты. Да это же…Ренье…Догадку подтвердила Сиберг своим аханьем и, последующей за ним, истерикой. Но теперь Бруклин не подошла к молодой женщине, не обняла её, пытаясь успокоить - она смотрела на брюнетку, которую видела от силы раза два.
Дверь захлопнулась. Экран загорелся, на нем всё та же старая пластинка – делайте выбор, господа, иначе сдохнете все. Свою игру она уже проиграла… Вам её не спасти… заклинаю вас: слушайте мои слова, а не свои инстинкты…  Эти три фразы отдавали безжалостным эхом в мозгу.
Тэйт уже знала, кого следует умертвить на этой раз. В последний раз. Она вновь слепо верит в то, что осталось совсем немного, чтоб там, за следующей дверью, её отпустят. Ей дадут возможность уйти. Она хочет жить, и она будет жить, и не Ренье стоять на её пути к свежему, чистому воздуху!
Брук не двигалась, она стояла и смотрела на истекающую кровью Ренье, ожидала, пока Слав скажет что-то вроде «Прости, Ренье…», но ничего такого не было. Тэйт совсем немного повернула голову и бросила искоса взгляд на серба, который прикасался к снимкам на столе, который подошел поближе к несчастной брюнетке. О чем он сейчас думал? О чем думала Джин? Здесь нечего думать – им уже не спасти Ренье. Ей ничего не поможет, слишком много крови она потеряла. Убив её, они облегчат страдания той, они окажут ей услугу.
Нахмуренные брови опустились, женщина выдохнула, опустила глаза на пол и вновь резко подняла, услышав шаги. К ней. Теперь брови взметнулись вверх, глаза расширились – Слав идет к ней. Понимая это, она все же не смогла двинуться с места, и почувствовала, как холодная ладонь вцепилась ей в горло, с силой сжимая и заставляя задыхаться, глотать воздух, пытаться что-то прохрипеть…
Она рухнула на пол одновременно с рыком серба, больно ударившись головой о холодный пол, непроизвольно пытаясь согнуться в теле и перевернуться на бок, а затем и на спину. Но Радослав не дал ей подняться, наоборот – своим телом он пригвоздил её к полу, усаживаясь словно бравый наездник, мгновенно лишив её возможности шевельнуть руками, которые теперь были за головой.
- Нет, Слав, она всё равно умрет! – выкрикнула Бруклин в лицо Кискинову, оторвав голову от пола на несколько сантиметров, судорожно дергая локтями в попытке избавиться от нападения.
Все они слушали то, что говорила игрушка в телевизоре, но лишь одна новозеландка услышала её. Сукин сын! Гореть тебе в аду за это! Внезапно женщина замерла, прекратив всякое сопротивление, и с ненавистью посмотрела в глаза Славу.
- Ты сдохнешь, - безумная усмешка озарила лицо Бруклин, насмешливый голос прозвучал чисто и ровно, необычайно громко, - сдохнешь за следующей дверью, тварь!