Этот город – он рос одновременно с Эддисон. Она родилась в фургоне, за несколько дней до прибытия в эту, безопасную от индейцев, землю – жаль, что мамка не пережила. Когда она научилась ходить, здесь появился Первый Настоящий Дом, деревянный, в один этаж. Ее дом, дом ее отца, самое важное в среде золотодобытчиков место – салун. Когда крошка Эдди стала помогать отцу, у Первого и Самого Важного Дома  вырос второй этаж. Теперь же, когда она встала совсем взрослой (как же, девятнадцатый годок, ее мамка к такому возрасту уже и преставиться успела, оставив двоих детей  - старший, правда, болезным был, и издох, бедняжка, на седьмой год, сколько врач крови ему не пускал), то были даже дома в три этажа, вы представляете? А городская башня с часами – папка рассказывал, что ни один в Саванне с ними не сравниться!
Нонче ж она занята, и ей не до размышлений об обещанной папенькой поездке на Восток, в Нью-Йорк там, или в Новый Орлеан – хотя, собственно говоря, все ее дело, хохотать, пониже наклоняться перед разнообразными ковбоями, гринго, только прибывшими на Запад, или карточными игроками… скоро должен начаться Большой турнир, и те, кто прибыли заранее, нонче сидят вон, играют.
Эдди не дурочка совсем – она вытягивается вперед, через стойку, с задумчиво-капризным личиком (единственная приличная красавица здесь – все остальные или шлюхи официальные, или страшные такие мымры, к тому же, за ней еще и приданное богатое) наблюдает за игрой. Три картежника уже давно здесь околачиваются, а вот четвертый совсем недавно приехал… что-то в нем Эдди решительно не нравится, и она капризно тянет, решив чуть развлечься – папенька разозлиться, когда они полбара разнесут, зато завтра мож потише будет.
-А новенький как пить дать шулер! – ради справедливости, стоит признать, у нее неплохой нюх на разного рода обманщиков.